«Даже скотина по утрам не пьёт шампанское»

[r3dthr3at]

Оригинал взят у pyhalov в «Даже скотина по утрам не пьёт шампанское»

Даже американская антисоветчица знает, что «лишённые паспортов сталинские крепостные рабы» могли без особых проблем уехать в город:

На практике, однако, ограничения передвижения крестьян вовсе не были так строги, как в теории. Исключение составлял лишь 1933 г., первый год существования паспортной системы, когда были предприняты действительно серьезные и довольно успешные усилия, чтобы сократить отходничество и крестьянскую миграцию в город,. Начиная с 1934 г., несмотря на формальные ограничения, вызывавшие раздражение и недовольство колхозников и заставлявшие их чувствовать себя гражданами второго сорта, для трудоспособных колхозников уехать на время или навсегда не являлось особой проблемой, а в иные годы, когда в промышленности не хватало рабочих рук, правительство активно поощряло их к этому.

После кризиса 1933 г. наблюдался постепенный рост городской экономики в течение 30-х гг., количество наемных работников увеличилось с 24 млн чел. в 1932 г. до 34 млн чел., в 1940 г. Это увеличение было не таким резким, как в годы первой пятилетки, когда число занятых на предприятиях удвоилось почти за четыре года, однако достаточным, чтобы требовать постоянного притока рабочей силы из деревни. По расчетам советских ученых, за период 1935—1940 гг. около 7 млн крестьян стали наемными рабочими. Большинство из них были колхозниками, уезжающими на работу в города. Городское население возросло с 40 млн чел., в 1933 г. до 56 млн чел. в 1939 г., что показывает соотносимые масштабы: миграции из села в город [55].

(Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня / пер. с англ. Л.Ю. Пантина. 2-е изд. М., 2008. С.113)

Да ещё и кощунственно сравнивает сталинский Мордор со Сверкающим Городом на Холме:

Разумеется, молодым колхозным механизатором, уходившим работать в город, паспорта автоматически не выдавались, так же как и другим отходникам, решившим не возвращаться в село. Но совершенно очевидно, что если у колхозника была постоянная работа в городе, то легализация его статуса как городского жителя не стоила особого труда — и ни в коем случае не представляла такой чудовищной проблемы, как, например, в настоящее время получение вида на жительство для нелегальных иммигрантов в Соединенных Штатах.

(Там же. С.117-118)

То, что молодые имели возможность уехать из села, и действительно уезжали толпами, вызывало у старшего поколения смешанные чувства. С одной стороны, здесь была тревога, о будущем (кто будет заботиться о родителях в старости, если: дети уедут?) и даже обида. С другой стороны, достижения молодого поколения могли: стать для старших: источником гордости.

(Там же. С.118)

Как мы уже видели, в 30-е гг. колхозникам почти всегда уйти в отход или даже уехать насовсем было гораздо легче, чем это предусматривалось постановлением 1933 г., потому что практически при любых обстоятельствах власти отдавали предпочтение нуждам промышленности — в том числе обеспечению свободного притока рабочей силы — перед нуждами сельского хозяйства. Хотя постановление 1931 г. об отходничестве представляло собой попытку взять под контроль государства крестьянскую рабочую силу с помощью системы контрактов между промышленными предприятиями и колхозами, система эта, называемая оргнабором, работала плохо и нисколько не исключала возможности индивидуального отходничества. Во-первых, обычно не составляло труда (за плату) получить справку в колхозе и паспорт в сельсовете. Во-вторых, колхозники могли, в конце концов, уехать даже без справки и паспорта. Несмотря на законы, грозившие предприятиям строгими взысканиями, если те будут нанимать колхозников у проходной, без справок и паспортов, предприятия систематически нарушали эти правила [49].

(Там же. С.187)

А наши доморощенные десталинизаторы продолжают пересказывать унылые байки о несчастных беспаспортных колхозниках.