![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Oct. 28th, 2015 08:38 am
Ильенков и Сталин
Оригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
knyazev_v в Ильенков и Сталин
“Идеи ... кандидатской диссертации в значительной мере легли в основу большой работы Ильенкова «Диалектика абстрактного и конкретного в научно–теоретическом мышлении», которая была им написана в 1956 г. и в урезанном виде, после четырехлетних мытарств, опубликована под названием «Диалектика абстрактного и конкретного в «Капитале» К. Маркса». /19/ В это время Ильенков уже числился сотрудником Института философии АН СССР. Директором Института философии в то время был академик П. Н. Федосеев, которому не удалось Ильенкова угробить окончательно только потому, что наступили несколько другие времена: была объявлена кампания борьбы со сталинским «догматизмом».”
“То, что человеческие идеалы могут оборачиваться идолами, в том числе и идеалы социализма, это Ильенков прекрасно понимал. Ильенков /129/ знал цену сталинизму, ведь он жил в писательском доме, население которого на его глазах уменьшилось на семьдесят процентов. Но все это не отменяет той истины, что человеческий идеал, в конце концов, один, хотя в различные исторические времена и у разных людей он принимает очень разную форму, в том числе отчужденную, извращенную — форму”
“В позиции Ильенкова по поводу социализма ничего невозможно понять, если не учитывать того, что критика частнособственнического общества имеет солидную историческую традицию от Платона и до Маркса. Причем и у первого, и у второго главный мотив — спасение культуры. И интересно, что уже в идеальном государстве Платона довольно явственно проступили черты того, что Маркс назвал «казарменным коммунизмом»: ограничения на проявление индивидуальности, регламентация всей общественной жизни. Причем суровое и жесткое законодательство, которое идеализирует Платон, резко контрастирует с его, по всем свидетельствам, очень мягким нравом.”
“Так что дело не в субъективной жестокости теоретиков и практиков — создателей коммунистических утопий, а в том, что невозможно обуздать частнособственническую анархию увещеваниями и моральными проповедями. Поэтому «неподкупный» Робеспьер, человек субъективно отнюдь не жестокий, отправлял на гильотину «врагов народа» десятками, сотнями, тысячами. Кстати, само понятие «враг народа» родилось именно в годы Великой французской революции.”
“Сталин тоже зверел постепенно по мере обострения классовой борьбы. Свое решение о ликвидации кулачества, а заодно и середнячества как класса он принял после поездки в Сибирь в 1928 г., когда впервые за весь период НЭПа были сорваны хлебопоставки. И это дало толчок тому большому террору, который получился в 1930‑х гг. Ильенков и здесь следовал своему учителю Спинозе: не плакать, не смеяться, а понимать. И потому, когда я спросил его как–то, а была ли необходимость во всем том, что связано с именем Сталина, ответ был /285/ почти мгновенным и определенным: да, конечно, была.
Все давно и тщательно было продумано. И он тут же начал мне излагать то сцепление «исторических случайностей», которое стало исторической необходимостью рождения сталинизма. При этом Ильенков доставал томики Ленина с закладками и тыкал пальцами в соответствующие места, где у того в его послеоктябрьских работах звучал один рефрен: нам необходимо продержаться в союзе с середняком 10–15 лет и т. п. Как раз в 1928 г. стало ясно, — Сталину стало ясно, но отнюдь не всему его окружению, — что «союз» кончился: продержаться не получилось. А раз кончился союз, то должна была начаться война. А на войне, как на войне. И назад пути не было. Рубикон был перейден.”
“Мне никто не верил, что Ильенков мог говорить и думать такое. Но что я сделаю, если это было. И Ильенков не был бы Ильенковым, если бы в этом вопросе слукавил или отделался обычным в таких случаях выражением возмущения по поводу «жестокого тирана», «кровавого убийцы» и т. п., как это, к примеру, делал «архивный юноша» генерал
Волкогонов. Последний признался, что, будучи молодым лейтенантом, сам был сталинистом. (А Ильенков, даже будучи молодым лейтенантом, сталинистом не был.) Вот как раз Волкогонов от веры в Сталина перешел к вере в Ельцина.”
“Поистине, как говорил Ильенков, нет божества без убожества. И всякое убожество создает себе божество.”
(С. Н. Мареев Э. - “В. Ильенков: Жить философией”, С. 112.)
knyazev_v в Ильенков и Сталин“Идеи ... кандидатской диссертации в значительной мере легли в основу большой работы Ильенкова «Диалектика абстрактного и конкретного в научно–теоретическом мышлении», которая была им написана в 1956 г. и в урезанном виде, после четырехлетних мытарств, опубликована под названием «Диалектика абстрактного и конкретного в «Капитале» К. Маркса». /19/ В это время Ильенков уже числился сотрудником Института философии АН СССР. Директором Института философии в то время был академик П. Н. Федосеев, которому не удалось Ильенкова угробить окончательно только потому, что наступили несколько другие времена: была объявлена кампания борьбы со сталинским «догматизмом».”
“То, что человеческие идеалы могут оборачиваться идолами, в том числе и идеалы социализма, это Ильенков прекрасно понимал. Ильенков /129/ знал цену сталинизму, ведь он жил в писательском доме, население которого на его глазах уменьшилось на семьдесят процентов. Но все это не отменяет той истины, что человеческий идеал, в конце концов, один, хотя в различные исторические времена и у разных людей он принимает очень разную форму, в том числе отчужденную, извращенную — форму”
“В позиции Ильенкова по поводу социализма ничего невозможно понять, если не учитывать того, что критика частнособственнического общества имеет солидную историческую традицию от Платона и до Маркса. Причем и у первого, и у второго главный мотив — спасение культуры. И интересно, что уже в идеальном государстве Платона довольно явственно проступили черты того, что Маркс назвал «казарменным коммунизмом»: ограничения на проявление индивидуальности, регламентация всей общественной жизни. Причем суровое и жесткое законодательство, которое идеализирует Платон, резко контрастирует с его, по всем свидетельствам, очень мягким нравом.”
“Так что дело не в субъективной жестокости теоретиков и практиков — создателей коммунистических утопий, а в том, что невозможно обуздать частнособственническую анархию увещеваниями и моральными проповедями. Поэтому «неподкупный» Робеспьер, человек субъективно отнюдь не жестокий, отправлял на гильотину «врагов народа» десятками, сотнями, тысячами. Кстати, само понятие «враг народа» родилось именно в годы Великой французской революции.”
“Сталин тоже зверел постепенно по мере обострения классовой борьбы. Свое решение о ликвидации кулачества, а заодно и середнячества как класса он принял после поездки в Сибирь в 1928 г., когда впервые за весь период НЭПа были сорваны хлебопоставки. И это дало толчок тому большому террору, который получился в 1930‑х гг. Ильенков и здесь следовал своему учителю Спинозе: не плакать, не смеяться, а понимать. И потому, когда я спросил его как–то, а была ли необходимость во всем том, что связано с именем Сталина, ответ был /285/ почти мгновенным и определенным: да, конечно, была.
Все давно и тщательно было продумано. И он тут же начал мне излагать то сцепление «исторических случайностей», которое стало исторической необходимостью рождения сталинизма. При этом Ильенков доставал томики Ленина с закладками и тыкал пальцами в соответствующие места, где у того в его послеоктябрьских работах звучал один рефрен: нам необходимо продержаться в союзе с середняком 10–15 лет и т. п. Как раз в 1928 г. стало ясно, — Сталину стало ясно, но отнюдь не всему его окружению, — что «союз» кончился: продержаться не получилось. А раз кончился союз, то должна была начаться война. А на войне, как на войне. И назад пути не было. Рубикон был перейден.”
“Мне никто не верил, что Ильенков мог говорить и думать такое. Но что я сделаю, если это было. И Ильенков не был бы Ильенковым, если бы в этом вопросе слукавил или отделался обычным в таких случаях выражением возмущения по поводу «жестокого тирана», «кровавого убийцы» и т. п., как это, к примеру, делал «архивный юноша» генерал
Волкогонов. Последний признался, что, будучи молодым лейтенантом, сам был сталинистом. (А Ильенков, даже будучи молодым лейтенантом, сталинистом не был.) Вот как раз Волкогонов от веры в Сталина перешел к вере в Ельцина.”
“Поистине, как говорил Ильенков, нет божества без убожества. И всякое убожество создает себе божество.”
(С. Н. Мареев Э. - “В. Ильенков: Жить философией”, С. 112.)
Tags: