![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
"Убей немца" как национальное строительство
Оригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
voencomuezd в "Убей немца" как национальное строительство
voencomuezd в "Убей немца" как национальное строительствоТоварищ Долоев опять бешено левачит.
http://doloew.livejournal.com/80479.html
Итак, суть вопроса в том, что советское правительство не признало классовой сущности Второй Мировой войны, устроило кампанию явно шовинистической пропаганды в духе "Убей немца!", что стало точкой отсчета для позднейше псевдопатриотической, а по сути ксенофобской атмосферы.
Долоев, судя по всему, не понимает одной простой вещи. СССР в 1930-е благодаря ликвидации большинства социальных противоречий, урбанизации, масштабной индустриализации, даже террору (как ни печально) все больше превращался в государство национальное, то есть, в государство, в котором есть нация как слой населения, обладающий одним ярко выражением мировоззрением и верностью Родине. В царской России, где сохранялись сословия, крестьянин не хотел уходить дальшесвоей деревни, а любой мыслящий человек мог сделать карьеру за границей, нации фактически не было. В Советском Союзе же она уже была, пусть и еще неокрепшая, но была. И в этих условиях объявить именно национальную пропаганду было уже важнее, чем социальную. Хотя бы потому, что в ином случае социальная пропаганда наверняка бы породила противоречия в самом стане обороняющихся: мол, почему у нас бюрократия на машинах ездит и все такое.
Собственно говоря, война и стала для СССР мощным толчком для формирования нации, как в идеологическом, так и во всех других аспектах. Что могло объединить людей больше, чем угроза общей гибели от жестокого врага? Естественно, тут понадобились инструменты ассоциирования своей страны с давней историей, когда враг неоднократно уже покушался на родину, все эти Невские-Кутузовы, которых еще до войны начали возвышать. При этом шла речь о том, чтобы взять из их образов только то, что подходит к нужному моменту. Например, у того же Суворова - умение хорошо воевать, любовь к родине и демократизм к солдатам, а не его крепостнические настроения. В этом ничего удивительного нет, и те же нацисты тоже брали для своей пропаганды самые разные образы немецкой истории, мало смущаясь тем, что вряд ли бы прусские генералы-монархисты в радостью бы приняли нацистскую действительность.
При этом вся эта ксенофобская пропаганда на самом деле не была преобладающей, а вполне соединялась с коммунистической, "советской": "защитим родной завод", "враг покушается на первую страну социализма", "под знаменем Ленина-Сталина" и т.д. Регулярно шло противпоставление нацизму идей демократии и гуманизма: "Смертный бой не ради славы, Ради жизни на земле". Подчеркивалось, что эта война - дело всего прогрессивного: "Как два различных полюса, Во всем враждебны мы. За свет и мир мы боремся, Они - за царство тьмы". Опять те же герои гражданской войны вставали в один строй с русскими полководцами - вспомним, что в 1942 г. были экранизированы "Котовский" и "Пархоменко". Вызвано это было как официальным коммунистическим характером государства, так и его многонациональностью: ко всем русским не воззовешь, пусть они нация и "титульная". Тем более, что это было государство, которое всего двадцать лет как пережило самую страшную для себя войну, всего десять лет, как начало формирование единой нации и всего-то несколько лет, как начало выходить на уровень благополучной богатой страны. Им было что терять и помимо жизни: родину, профессию, дом.
При этом стоит помнить, что пропаганда немцев была именно против русских как таковых, а не только рабочих и коммунистов. Фашисты относились к СССР как порабощаемой колонии, все "недочеловеческое" население которой должно было быть уничтожено. И в этих условиях вполне понятен упор на национальный компонент пропаганды: русских убивают! (тем более, что ко многим другим народам СССР немцы были склонны оказывать лояльность, надеясь вызвать сепаратизм). Вы же не удивляетесь, что лозунг: "Фашисты убивают русских" звучал куда чаще, чем "Фашисты убивают евреев"? Что, это значит, что кто-то умалчивал об отношении гитлеровцев к евреям?
Тут они стали срезаться с дедом всерьез. Отец гремел:
-- Зарываешься, тесть, мелешь бузу, только революцию оскорбляешь! Ты посмотри: твоя дочка выучилась, твой зять выучился, работа есть, спекуляции нет, никакой конкуренции, обмана, а что еще будет!
-- Ты разу-умный, -- ехидничал дед. -- А ты мне позволь десять коров держать да луг дай под пашу.
-- Луг колхозный! Любишь коров -- иди в колхоз!
-- Да-да! Сам иди в свои босяцкие колхозы!
...СЕМЕРИК Федор Власович, мой дед, ненавидел советскую власть всей своей душой и страстно ждал немцев, как избавителей, полагая, что хуже советской власти уж ничего на свете быть не может.
Нет, он отнюдь не был фашистом или монархистом, националистом или троцкистом, красным или белым, он в этом вообще ни черта не смыслил.
По происхождению он был из украинских крепостных, крестьянин-бедняк. По социальному положению – городской рабочий с долгим стажем. А по сути своей – самый простой, маленький, голодный, запуганный обыватель Страны Советов, которая ему – мачеха.
Дед родился в 1870 году – в одном году с Лениным, но на этом общее между ними кончалось. Дед не мог слышать самого имени Ленина, хотя тот давно умер, как умерли или были перебиты многие ленинцы. Он считал, что именно от Ленина все беды, что тот «играл в Россию, как в рулетку, все проиграл и сдох».
***
-- Я всю жизнь работал! -- жаловался дед. -- Я б но одну пенсию прожил, если б не эти зар-разы, воры, а-ди-оты! Но наши еще придут, попомнишь мое слово. Народ теперь увидел, что от чужих добра не дождешься, проучил его Гитлер, на тыщу лет вперед проучил!
Его ненависть возрастала тем больше, чем голоднее он был. Умер от старости дедушка Ляли Энгстрем. Мой дед прибежал в радостном возбуждении.
-- Вот! Ага! Хоть и фольксдойч был, а умер!
В соседнем с нами домике, где жила Елена Павловна, пустовала квартира эвакуированных. Приехали вселяться в нее какие-то аристократические фольксдойчи. Дед первый это увидел.
-- У-у, г-гады, буржуйские морды, мало вас Советская власть посекла, но погодите, рано жируете, кончится ваше время!
Но ведь националистическая имперская идеология фашистов, как это не печально, имела серьезную поддержку со стороны самих же немцев. И многие немцы, если и не любили фашистских фанатиков, все же, в силу особенностей воспитания, обывательских настроений и т.д. явно побаивались этих неведомых русских - иначе откуда такая боязнь освободительной РККА в Германии, где все знали, что такое гестапо? Долоев верно отмечает, что в вермахте рабочих и детей рабочих было меньшинство. Но тогда стоит задать вопрос - так какой же тогда смсл было агитировать вермахт социалистической пропагандой, если там все равно почти не было субъектов, расположенных к ней? Собственно, общеизвестно, что немцы-солдаты были настолько если не оболванены, то запутаны пропагандой, что даже в самый разгар войны и не пытались подумать, какого черта они пришли не в свою страну. Все исследователи отмечают удивительную покорность вермахта всем военным и политическим приказам и пассивность в собственной оценке. Как иначе можно было привлекать армию к карательным операциям? Да и сама война, собственно, была огромной карательной операцией.
Даже самая замечательная пропагада не будет действовать, если солдат обут, одет, накормлен и побеждает. Потому что пропаганда - ничто перед материальными условиями, которые и формируют сознание. Пропаганде человек поверит только тогда, когда ему станет выгодно в нее поверить, когда станет очень-очень плохо. Поэтому впервые немцы зашевелили мозгами только после Сталинграда, но и тогда решительное осуждение своей стороны было в меньшинстве, в основном в письмах родным и личных дневниках отмечается: "Лучше бы мы сюда не лезли!" По-моему, это вполне яркое доказательство того, что страна воевала с немцами как народом, а не как с классом.
А вы человека убивали?
Он просто ответил:
– Йа, йа.
– Сколько?
Он подхлестнул кобылу, кивнул головой:
– Много. Война.
– Юден? Фрау? Киндер? – спросил я настойчиво.
Наконец, он меня понял, посмотрел, хитро улыбнулся и погрозил пальцем:
– Болшовик!
Я посмотрел на его руки – большие, крестьянские, с корявыми толстыми пальцами и обломанными ногтями. Ну да, он был деловитым комбинатором, украл и продал казенное зерно, получил от Дегтярева пачку денег, поулыбался и ушел, и больше я его не видел и не увижу, но он врезался мне в мозги, как дышлом въехал, может, потому, что обнял меня, как отец, а из-за него эта чертовщина стала мне еще более непонятной. Те, что строчили в Яре, тоже, вероятно, были вот такими дядьками, знали, как обращаться с лошадьми, имели конопатых фрау и лопоухих сынишек, они варили на костре кофе, брались за рукоятки пулемета, как за рукоятки плуга, и стреляли, потом, опять варили, рассказывали анекдоты…
И это понятно, если усвоить, что немецкая нация тогда уже существовала, и нацистам ее строить было не нужно. Все, что было им нужно - это возввать к традиционным немецким ценностям и поставить их к себе на службу. Разумеется, в буржуазном обществе эти лозунги более-менее соотносились если не с духом людоедских нацистких теорий, то с их буквой: возьмем то, что нужно нам для построения новой сильной свободной Германии, даешь колонии на благо германского народа! И тот факт, что даже самые либерально мыслящие немцы так и не поняли до конца, какую бесчеловечную пропаганду им подсовывают, показывает, что в тот конкретно взятый момент немцы как нация соединились под знаменами фашизма. Именно как нация, а не как большинство - хватает достаточно примеров того, что многие немцы фюрера не любили и боялись, что большинство тех же рабочих терпеть не могли нацизм, что война была весьма непопулярна. Но на одного такого сомневающегося было два фанатика-патриота, а уж активных противников нацизма благодаря умелой работе гестапо, а также вообще невозможности бороться с тоталитарным государством, почти что и не было. Да даже сама война с ее колоссальным психологическим гнетом и ура-патриотическими настроениеми может задавить прогрессивный настрой хоть какого революционно настроенно рабочего класса: 1914 год в России тому пример.
Но не бороться с режимом означало одно - оказывать ему лояльность, то есть по сути, выступать на его стороне - через силу или против желания. В этих условиях противопоставлять социалистическую пропаганду против пропаганды национальной было почти так же бесполезно, как взывать к самосознанию немцев под Сталинградом. Кстати, как хорошо известно, социалистическая пропаганда против немцев не дала результатов даже в самый глубокий революционный кризис 1918-1923 гг., что кагбэ показывает, что в тот момент даже самые лучшие и правильные намерения были бы бесполезны.
Таким образом, нужно помнить, что пропаганда есть инструмент внедрения в общественное сознание определенных идей, теорий, взглядов. В классовом обществе пропаганда всегда классова, то есть ведется классами с целью реализации своих объективных интересов. Но внедрение в общественное сознание идей и взглядов осуществляется при помощи пропагандистских приемов (манипулятивных методик). Эти пропагандистские приемы надклассовы, то есть не зависят от того, в интересах какого класса осуществляется пропаганда. Я тоже не слишком-то рад весьма спорной патриотической пропаганде СССР, но ведь дело не в ней, она была вызвана текущим моментом, и социалистическая пропаганда, даже если бы была в реальности, ничего бысерьезно не изменила. Поэтому вопрос не о том, верной или неверной была советская пропагана, а о том, какова была структура советского общества, которая позволила проводить такую пропаганду. Потому что если пропаганда всегда инструмент правящих классов, то нужно понять, кто именно был правящим классом в СССР. И вот тут, как мне кажется, это действительно был далеко не пролетариат.
http://doloew.livejournal.com/80479.html
Итак, суть вопроса в том, что советское правительство не признало классовой сущности Второй Мировой войны, устроило кампанию явно шовинистической пропаганды в духе "Убей немца!", что стало точкой отсчета для позднейше псевдопатриотической, а по сути ксенофобской атмосферы.
Долоев, судя по всему, не понимает одной простой вещи. СССР в 1930-е благодаря ликвидации большинства социальных противоречий, урбанизации, масштабной индустриализации, даже террору (как ни печально) все больше превращался в государство национальное, то есть, в государство, в котором есть нация как слой населения, обладающий одним ярко выражением мировоззрением и верностью Родине. В царской России, где сохранялись сословия, крестьянин не хотел уходить дальшесвоей деревни, а любой мыслящий человек мог сделать карьеру за границей, нации фактически не было. В Советском Союзе же она уже была, пусть и еще неокрепшая, но была. И в этих условиях объявить именно национальную пропаганду было уже важнее, чем социальную. Хотя бы потому, что в ином случае социальная пропаганда наверняка бы породила противоречия в самом стане обороняющихся: мол, почему у нас бюрократия на машинах ездит и все такое.
Собственно говоря, война и стала для СССР мощным толчком для формирования нации, как в идеологическом, так и во всех других аспектах. Что могло объединить людей больше, чем угроза общей гибели от жестокого врага? Естественно, тут понадобились инструменты ассоциирования своей страны с давней историей, когда враг неоднократно уже покушался на родину, все эти Невские-Кутузовы, которых еще до войны начали возвышать. При этом шла речь о том, чтобы взять из их образов только то, что подходит к нужному моменту. Например, у того же Суворова - умение хорошо воевать, любовь к родине и демократизм к солдатам, а не его крепостнические настроения. В этом ничего удивительного нет, и те же нацисты тоже брали для своей пропаганды самые разные образы немецкой истории, мало смущаясь тем, что вряд ли бы прусские генералы-монархисты в радостью бы приняли нацистскую действительность.
При этом вся эта ксенофобская пропаганда на самом деле не была преобладающей, а вполне соединялась с коммунистической, "советской": "защитим родной завод", "враг покушается на первую страну социализма", "под знаменем Ленина-Сталина" и т.д. Регулярно шло противпоставление нацизму идей демократии и гуманизма: "Смертный бой не ради славы, Ради жизни на земле". Подчеркивалось, что эта война - дело всего прогрессивного: "Как два различных полюса, Во всем враждебны мы. За свет и мир мы боремся, Они - за царство тьмы". Опять те же герои гражданской войны вставали в один строй с русскими полководцами - вспомним, что в 1942 г. были экранизированы "Котовский" и "Пархоменко". Вызвано это было как официальным коммунистическим характером государства, так и его многонациональностью: ко всем русским не воззовешь, пусть они нация и "титульная". Тем более, что это было государство, которое всего двадцать лет как пережило самую страшную для себя войну, всего десять лет, как начало формирование единой нации и всего-то несколько лет, как начало выходить на уровень благополучной богатой страны. Им было что терять и помимо жизни: родину, профессию, дом.
При этом стоит помнить, что пропаганда немцев была именно против русских как таковых, а не только рабочих и коммунистов. Фашисты относились к СССР как порабощаемой колонии, все "недочеловеческое" население которой должно было быть уничтожено. И в этих условиях вполне понятен упор на национальный компонент пропаганды: русских убивают! (тем более, что ко многим другим народам СССР немцы были склонны оказывать лояльность, надеясь вызвать сепаратизм). Вы же не удивляетесь, что лозунг: "Фашисты убивают русских" звучал куда чаще, чем "Фашисты убивают евреев"? Что, это значит, что кто-то умалчивал об отношении гитлеровцев к евреям?
Тут они стали срезаться с дедом всерьез. Отец гремел:
-- Зарываешься, тесть, мелешь бузу, только революцию оскорбляешь! Ты посмотри: твоя дочка выучилась, твой зять выучился, работа есть, спекуляции нет, никакой конкуренции, обмана, а что еще будет!
-- Ты разу-умный, -- ехидничал дед. -- А ты мне позволь десять коров держать да луг дай под пашу.
-- Луг колхозный! Любишь коров -- иди в колхоз!
-- Да-да! Сам иди в свои босяцкие колхозы!
...СЕМЕРИК Федор Власович, мой дед, ненавидел советскую власть всей своей душой и страстно ждал немцев, как избавителей, полагая, что хуже советской власти уж ничего на свете быть не может.
Нет, он отнюдь не был фашистом или монархистом, националистом или троцкистом, красным или белым, он в этом вообще ни черта не смыслил.
По происхождению он был из украинских крепостных, крестьянин-бедняк. По социальному положению – городской рабочий с долгим стажем. А по сути своей – самый простой, маленький, голодный, запуганный обыватель Страны Советов, которая ему – мачеха.
Дед родился в 1870 году – в одном году с Лениным, но на этом общее между ними кончалось. Дед не мог слышать самого имени Ленина, хотя тот давно умер, как умерли или были перебиты многие ленинцы. Он считал, что именно от Ленина все беды, что тот «играл в Россию, как в рулетку, все проиграл и сдох».
***
-- Я всю жизнь работал! -- жаловался дед. -- Я б но одну пенсию прожил, если б не эти зар-разы, воры, а-ди-оты! Но наши еще придут, попомнишь мое слово. Народ теперь увидел, что от чужих добра не дождешься, проучил его Гитлер, на тыщу лет вперед проучил!
Его ненависть возрастала тем больше, чем голоднее он был. Умер от старости дедушка Ляли Энгстрем. Мой дед прибежал в радостном возбуждении.
-- Вот! Ага! Хоть и фольксдойч был, а умер!
В соседнем с нами домике, где жила Елена Павловна, пустовала квартира эвакуированных. Приехали вселяться в нее какие-то аристократические фольксдойчи. Дед первый это увидел.
-- У-у, г-гады, буржуйские морды, мало вас Советская власть посекла, но погодите, рано жируете, кончится ваше время!
Но ведь националистическая имперская идеология фашистов, как это не печально, имела серьезную поддержку со стороны самих же немцев. И многие немцы, если и не любили фашистских фанатиков, все же, в силу особенностей воспитания, обывательских настроений и т.д. явно побаивались этих неведомых русских - иначе откуда такая боязнь освободительной РККА в Германии, где все знали, что такое гестапо? Долоев верно отмечает, что в вермахте рабочих и детей рабочих было меньшинство. Но тогда стоит задать вопрос - так какой же тогда смсл было агитировать вермахт социалистической пропагандой, если там все равно почти не было субъектов, расположенных к ней? Собственно, общеизвестно, что немцы-солдаты были настолько если не оболванены, то запутаны пропагандой, что даже в самый разгар войны и не пытались подумать, какого черта они пришли не в свою страну. Все исследователи отмечают удивительную покорность вермахта всем военным и политическим приказам и пассивность в собственной оценке. Как иначе можно было привлекать армию к карательным операциям? Да и сама война, собственно, была огромной карательной операцией.
Даже самая замечательная пропагада не будет действовать, если солдат обут, одет, накормлен и побеждает. Потому что пропаганда - ничто перед материальными условиями, которые и формируют сознание. Пропаганде человек поверит только тогда, когда ему станет выгодно в нее поверить, когда станет очень-очень плохо. Поэтому впервые немцы зашевелили мозгами только после Сталинграда, но и тогда решительное осуждение своей стороны было в меньшинстве, в основном в письмах родным и личных дневниках отмечается: "Лучше бы мы сюда не лезли!" По-моему, это вполне яркое доказательство того, что страна воевала с немцами как народом, а не как с классом.
А вы человека убивали?
Он просто ответил:
– Йа, йа.
– Сколько?
Он подхлестнул кобылу, кивнул головой:
– Много. Война.
– Юден? Фрау? Киндер? – спросил я настойчиво.
Наконец, он меня понял, посмотрел, хитро улыбнулся и погрозил пальцем:
– Болшовик!
Я посмотрел на его руки – большие, крестьянские, с корявыми толстыми пальцами и обломанными ногтями. Ну да, он был деловитым комбинатором, украл и продал казенное зерно, получил от Дегтярева пачку денег, поулыбался и ушел, и больше я его не видел и не увижу, но он врезался мне в мозги, как дышлом въехал, может, потому, что обнял меня, как отец, а из-за него эта чертовщина стала мне еще более непонятной. Те, что строчили в Яре, тоже, вероятно, были вот такими дядьками, знали, как обращаться с лошадьми, имели конопатых фрау и лопоухих сынишек, они варили на костре кофе, брались за рукоятки пулемета, как за рукоятки плуга, и стреляли, потом, опять варили, рассказывали анекдоты…
И это понятно, если усвоить, что немецкая нация тогда уже существовала, и нацистам ее строить было не нужно. Все, что было им нужно - это возввать к традиционным немецким ценностям и поставить их к себе на службу. Разумеется, в буржуазном обществе эти лозунги более-менее соотносились если не с духом людоедских нацистких теорий, то с их буквой: возьмем то, что нужно нам для построения новой сильной свободной Германии, даешь колонии на благо германского народа! И тот факт, что даже самые либерально мыслящие немцы так и не поняли до конца, какую бесчеловечную пропаганду им подсовывают, показывает, что в тот конкретно взятый момент немцы как нация соединились под знаменами фашизма. Именно как нация, а не как большинство - хватает достаточно примеров того, что многие немцы фюрера не любили и боялись, что большинство тех же рабочих терпеть не могли нацизм, что война была весьма непопулярна. Но на одного такого сомневающегося было два фанатика-патриота, а уж активных противников нацизма благодаря умелой работе гестапо, а также вообще невозможности бороться с тоталитарным государством, почти что и не было. Да даже сама война с ее колоссальным психологическим гнетом и ура-патриотическими настроениеми может задавить прогрессивный настрой хоть какого революционно настроенно рабочего класса: 1914 год в России тому пример.
Но не бороться с режимом означало одно - оказывать ему лояльность, то есть по сути, выступать на его стороне - через силу или против желания. В этих условиях противопоставлять социалистическую пропаганду против пропаганды национальной было почти так же бесполезно, как взывать к самосознанию немцев под Сталинградом. Кстати, как хорошо известно, социалистическая пропаганда против немцев не дала результатов даже в самый глубокий революционный кризис 1918-1923 гг., что кагбэ показывает, что в тот момент даже самые лучшие и правильные намерения были бы бесполезны.
Таким образом, нужно помнить, что пропаганда есть инструмент внедрения в общественное сознание определенных идей, теорий, взглядов. В классовом обществе пропаганда всегда классова, то есть ведется классами с целью реализации своих объективных интересов. Но внедрение в общественное сознание идей и взглядов осуществляется при помощи пропагандистских приемов (манипулятивных методик). Эти пропагандистские приемы надклассовы, то есть не зависят от того, в интересах какого класса осуществляется пропаганда. Я тоже не слишком-то рад весьма спорной патриотической пропаганде СССР, но ведь дело не в ней, она была вызвана текущим моментом, и социалистическая пропаганда, даже если бы была в реальности, ничего бысерьезно не изменила. Поэтому вопрос не о том, верной или неверной была советская пропагана, а о том, какова была структура советского общества, которая позволила проводить такую пропаганду. Потому что если пропаганда всегда инструмент правящих классов, то нужно понять, кто именно был правящим классом в СССР. И вот тут, как мне кажется, это действительно был далеко не пролетариат.